Мои счастливые детские годы прошли в родной Чурапче. Учился я в Чурапчинской средней школе, которая находилась в двух шагах от нашего дома. Кстати, много лет спустя мне стало известно, что один из корпусов нашей школы, в котором размещались начальные классы, во время войны был перенесен из Тёлёя, сразу после ликвидации наслега. В Тёлёе к началу переселения проживало более тысячи человек, школа там была солидная. То, что фактически я учился в стенах Тёлёйской школы, лично для меня стало приятным откровением.
Школа для каждого человека – это не только процесс получения базовых знаний, но и период становления личности. Я был неспокойный, очень подвижный ребенок. Любил побегать, пошалить, побаловаться. Иногда специально приходил в школу за час-полтора до занятий, чтобы вдоволь наиграться.
В детстве меня отличало обострённое чувство справедливости и неуступчивости. Однажды весной, кажется, это было в четвертом классе, мы с соседскими мальчишками шли на учёбу. Вдруг нам на пути встретились старшие ребята, они стали нехорошо подтрунивать над нами. Все промолчали, а я ответил им крепким словом и дал понять, что не боюсь их. Старшеклассники посмеялись, но в отместку закинули меня на высокий забор, поставили на столб и сказали, чтобы я стоял там и ждал их до тех пор, пока они не выйдут из школы и не разберутся со мной. Я, конечно, мог спрыгнуть и убежать. В крайнем случае, мог позвать взрослых, чтобы они спустили меня с забора. Но я этого не сделал и решил ждать до победного. «Если сойду с забора, они решат, что я струсил», – подумал я, и таким образом принял их вызов. Хотя на самом деле они, конечно, про меня тут же забыли. Но я стоял и ждал, как часовой на посту.
Мимо проходили люди, предлагали мне помощь, протягивали руки, но я отказывался. В ответ они только пожимали плечами. В итоге я пропустил в этот день все уроки, а с забора меня снял бравый моряк, тогда молодой, только-только демобилизовавшийся со службы Анатолий Васильевич Гуляев. Я его в тот момент ещё не знал, но очень изумился, увидев моряка в красивой форменной одежде. Моряк долго меня уговаривал слезть, но я ни в какую не соглашался. Тогда он засмеялся и сказал: «Смотри ты, какой упёртый, такому в самый раз на морском флоте служить!». После этого я всё-таки слез с забора, а о моем приключении вскоре узнала почти вся школа. Старшие пацаны больше не дразнили меня, ведь я их не испугался, а друзья в шутку прозвали «Морской Флот» или просто «Морской».
Эту свою неуступчивость в детские годы я проявлял и в играх. Телевизоров, а тем более компьютеров тогда, естественно, не было. Всё свободное от школьных занятий и домашних дел время мы проводили на улице, устраивали разные забавы. Зимой и весной любили играть в снежки, ходили на лыжах. Летом резались в лапту, в футбол или волейбол, где в качестве сетки нам служила верхняя жердина изгороди. Боролись на траве. Всюду я старался выиграть, если не получалось с первого раза, то заставлял друзей играть ещё и ещё. Я считал себя неплохим шашистом и шахматистом, но соседский мальчик Рома Седалищев, имеющий первый разряд, почти всегда меня обыгрывал. Бывало, он ставил мне один мат за другим, но я ни за что не желал уступать и, стиснув зубы, играл с ним до тех пор, пока на улице не стемнеет.
Фото 1962 года. Мне 8 лет. Справа от меня - троюродная сестра Татьяна Степановна Макарова (Таманнырова), слева - моя младшая родная сестра Акулина, у них на руках совсем маленькие близнецы Дмитрий и Прасковья (мои родные брат и сестра), внизу - мой младший брат Николай.
Соседи по улице у нас все были очень хорошие. И мы дружили с их детьми. Росли вместе с Николаем Николаевичем Петровым, который потом стал известным в республике журналистом, с Григорием Викторовичем Смирниковым – он был чуть постарше, сейчас возглавляет потребобщество «Маарыкчаан» в Чурапче, с Потаповым Семёном Михайловичем – он простой рабочий, ведёт свое хозяйство, очень мудрый человек, с Наумовым Петром Максимовичем и другими. Самым крутым драчуном у нас был Николай Васильевич Оконешников, впоследствии ставший директором машинно-тракторной станции (МТС).
Дрался в школьные годы я регулярно. У нас в Чурапче, как у каждого поколения, было своё соперничество между мальчишками. Обычно противостояние возникало по географическому принципу – «райсоюзовские», «эмтээсовские», «западные», «восточные», «центральные». Никакой кровной вражды, конечно, не было, но попытки верховенства одной группировки над другой в нашем детском сознании возникали. Если кто-то в одиночку нарывался на противников из другого района, ему хорошо доставалось по шее.
Из воспоминаний Николая Николаевича ПЕТРОВА, отличника печати РС(Я), соседа и друга детства:
«Отцы наши Афанасий Егорович Борисов и Николай Афанасьевич Петров – земляки, уроженцы Тёлёйского наслега. Люди, вынесшие лихие годы войны, выходцы переселенного на север наслега, они испытывали друг к другу искреннюю симпатию, помогали друг другу во всем. В конце 50-х годов наш отец на одном из томторов Чурапчи «Аргаа бас» построил дом рядом с Борисовыми, с тех пор мы жили очень дружно, были больше, чем добрые соседи.
Многодетный дом Борисовых всегда был полон людьми, на обед собирались плотники, шофера, штукатуры из ближайшей строительной организации. После обеда, лежа на травке, отдыхали, вели неторопливую беседу о том о сём, устраивали шуточные соревнования по борьбе среди соседских ребятишек. Многократно чемпионом нашей округи становился Морской (так любовно звали тогда маленького, с неуступчивым характером, Гошу). Незабываемыми для нас всех остаются благодатные дни, когда две семьи с детьми на зеленой лужайке ограды то Борисовых, то Петровых, организовывали «ужин на траве».
Часто по утрам отец Гоши на стареньком мотоцикле «Иж» ездил на озеро Куогалы на охоту и без трофея никогда не возвращался. Подзывая кого-нибудь из нас, соседских детишек, вручал то утку, то зайца, то тетерева. Он был мастером на все руки. В первые дни нашего переезда в качестве подарка изготовил обеденный стол и длинную скамейку со спинкой. Эти вещи до сих пор служат моим сестре и брату, оставшимся в родительском доме.
Работал Афанасий Егорович в «Сельхозтехнике», но друзья были не только из числа механизаторов. Сослуживцы моего отца (а он работал старшим пожарным инспектором в милиции), тоже были его приятелями. Устраивали маёвки, вместе готовили дрова, запасались льдом на лето, выезжали на природу.
Отец Егора Афанасьевича скоропостижно скончался. Мой отец, как мог, помогал Прасковье Ильиничне. Но Гоша и его братья сами держали на своих хрупких плечах хозяйство, а девочки, кроме домашней работы, помогали матери доить коров, ухаживать за живностью. Жизнь была тяжелой, но никто не унывал. Суровый быт, полуголодное существование воспринимались как должное».
Наши шахматные баталии
В летние каникулы мы, деревенские ребята, без дела не сидели – сено косили или где-то подрабатывали. В одно лето мне пришлось работать на кирпичном заводе, который находился за машинно-тракторной станцией, где меня, «западника», часто подкарауливали «эмтээсовские» забияки. Другой дороги на завод не было. Ни слева, ни справа обойти этот опасный околоток я не мог, поэтому чуть не каждый день меня лупили. Обидно было сознавать, что не можешь в одиночку справиться с толпой ребятни. А они должны были обязательно наподдать мне, чтобы я непременно заплакал – такие были правила. Но я никогда не плакал, когда меня били. Я знал, что если зареву при них, то доставлю им большое удовольствие и буду выглядеть слабаком. Поэтому терпел до последнего и молчал, как партизан. И только потом, когда меня отпускали восвояси, давал волю эмоциям. Плакал навзрыд, выплёскивал всё, что накопилось в душе.
Случалось, что и мы вылавливали «эмтээсовских» в нашем районе. Например, когда кто-то из них отправлялся в кино. И тогда я сполна возвращал долги своим обидчикам. Считалось, что мы были сильнее «центральных» и «восточных», потому что у нас жили в основном дети простых рабочих, а тех мы считали хлюпиками, так как они были сыновьями начальников, «белых воротничков». Для детского возраста разборки были серьёзные, хотя повзрослев, мы все сдружились и до сих пор при случае со смехом вспоминаем, как отстаивали свою территорию от «чужеземцев».
В школе я всегда учился хорошо, но дисциплина хромала, особенно в младших классах. Тогда мы с ребятами любили устраивать «сабельные бои». В качестве сабель использовали собственные руки, в остальном всё было как у настоящих фехтовальщиков. Побеждал тот, кто нанесет удар рукой-саблей противнику в голову. В сабли мы играли везде, где придётся. Ведь для этого не требовалось ничего, кроме рук. Особенно любили сражаться на переменках в школе, там была высокая лестница, и нам нравилось устраивать на ней поединки. Бывало, когда директор школы заходил в наш класс, в пылу боя иногда попадало и ему. Я был одним из самых непоседливых. Иной раз настолько разгорячусь на перемене, что захожу на урок, а у меня от головы пар идет.
Побаловаться я любил. Представьте ситуацию: на улице весна, птички поют, душа рвётся на волю. Занятия проходят на втором этаже, моя парта – возле окна, рядом с пожарной лестницей. Бывало, специально сижу и обращаю на себя внимание преподавателя, выпрашиваю замечание. Дальше делаю следующее. Улучаю момент, когда учитель отвернётся к доске, быстро заскакиваю на подоконник, вылезаю через окно, спускаюсь по пожарной лестнице, тут же снова забегаю в школу через парадную, поднимаюсь наверх и стучусь в дверь класса. Учитель открывает дверь и не может поверить своим глазам. Ведь он только что делал мне замечание, сидящему на своём месте. Одноклассники, конечно, умирают от смеха. Такие вот фортеля я иногда выкидывал.
Из воспоминаний Афанасия Афанасьевича КУЗЬМИНА, друга детства и друга семьи:
«Как говорят старые люди, всё начинается в детстве. После внезапной смерти отца Егор, старший в семье, помогал матери поднимать младших братьев и сестер. Каждодневный физический труд: летом – сенокос, зимой – отопление дома, домашние заботы – закалили его. С малых лет он ниточкой ходил за отцом, успел научиться азам охотничьего мастерства. В те времена у нас были одинарки-мотоциклы. И мы частенько сталкивались с ним в лесу над речкой Бара̀да. Охотились на зайцев. Летом на каникулах работали на кирпичном заводе, на пришкольном участке, на заготовке дров. Работы всегда было полно. Детство у нас было насыщенное, прекрасное…
В школе Гоша учился хорошо, и тогда уже было видно, он стремился к знаниям. Ни в чем не затруднялся, память была очень хорошая. Редко молчал, всегда что-то быстро-быстро говорил, любил без умолку рассказывать.
Каждую перемену начинались «сабельные бои», носились по двум этажам школы. На встрече одноклассников, через десять лет, вспомнили эти «бои» и с озера Наммарыкы специально приехали в свою школу. И взрослые дяди в белых рубашках и при галстуках начали «сабельный бой» прямо на крыльце собственной школы…».
Помню, тоже классе в четвёртом, по окончании первой четверти, нам выставили оценки в дневники. У меня ни одной тройки, по всем предметам только «четыре» и «пять». Гордый я пошел домой, и когда отец попросил дневник, с удовольствием отдал ему. Каково же было мое удивление и даже ужас, когда рассерженный отец накинулся на меня с ремнём. Недоуменно я глядел на него и думал: «За что же меня наказывают, ведь у меня все отметки хорошие?». А виной всему стала тройка за поведение, стоявшая в самом низу страницы дневника. Я её даже не заметил, но родители, видимо, понимали, что это тревожный сигнал и решили, как следует, вразумить меня, ведь в былые времена за плохую дисциплину даже из школы исключали. После этого я стал задумываться о том, что за дисциплиной тоже надо следить, стал более собранным.
Вспоминаю ещё один забавный случай, произошедший со мной вскоре после того, как нас приняли в октябрята. Тогда нам много рассказывали про Ленина. Он был идолом для всех советских детей, мы знали всё о его жизни, знали его биографию. И, конечно, я был в курсе, что Ленин умер 21 января 1924 года. Но вот как-то раз я выхожу в школьный коридор и вижу, что мне навстречу идет он – Владимир Ильич Ленин. Такой же, как на картинах, только живой и здоровый. Здесь надо оговориться, что в те времена в Чурапче русские люди вообще встречались крайне редко, а тут не кто-нибудь, а сам вождь мирового пролетариата.
Я сразу побежал к учительнице и спросил: «Ленин что живой?». Она удивилась и сказала, что Ленин давно умер, хотя, конечно же, вечно будет жив в нашей памяти. Тогда я стал сильно переживать, пришёл домой и со слезами на глазах пожаловался родителям – почему взрослые обманывают, что Ленин умер, хотя я сам видел его живого. Отец объяснил мне, что Ильич действительно умер, но могут быть люди, похожие на него. Потом я узнал, что принял за Ленина нового завуча начальных классов Виктора Семёновича Алёхина – русского по национальности. Он был из донских казаков, родом из станицы Усть-Медведицкая (ныне город Серафимович Волгоградской области). Этот случай запомнился мне на всю жизнь и, думаю, повлиял на моё отношение к Ленину, я стал много читать о нём, интересоваться его трудами.
Что же касается Виктора Семёновича Алёхина, он очень любил детей, всегда носил в кармане леденцы. Мы нарочно баловались, кричали у него на виду, чтобы он схватил нас за уши. Тогда мы сразу начинали понарошку плакать, а добрый дедушка успокаивал нас, гладил по голове и угощал сладкими леденцами.
Фото из моего личного архива, а также из архива Чурапчинской средней школы им.С.А.Новгородова
Продолжение следует...
